Особую остроту ситуации придает то, что спектакль после московских премьерных показов отправится на гастроли в Латинскую Америку, на родину Маркеса. Хотя латиноамериканский колорит появляется только в конце спектакля в форме зажигательной пляски всех действующих лиц, которая переводит спектакль в неожиданный карнавальный план, которому не было места на протяжении всего действия.
Признак эпически-мифологического стиля, привычного для Маркеса, появляется уже в самом начале спектакля – бабка героини зловеще гремит мешком с костями своих мужа и сына, которых она отказалась хоронить в пустыне. Самой сюжетной линии (бабка делает из собственной внучки проститутку, чтобы она отработала свой долг) можно найти аналогии в европейской драматургии – рассказанная история отчасти напоминает пьесу Кроммелинка «Великолепный рогоносец», только вместо одержимого ревностью Брюно, выступает бабка главной героини.
Левитин сознательно насыщает сценический текст аллюзиями на фильм Федерико Феллини "Казанова" и легендарный спектакль Берлинер ансамбля "Мамаша Кураж", что усложняет и расширяет культурный контекст. Подобные ассоциации у зрителя рождаются во многом благодаря остроумным и точным режиссерским находкам в обыгрывании сценической конструкции, созданной Давидом Боровским.