Cборник "Венецианские тетради. Иосиф Бродский и другие" (Москва: ОГИ, 2002) посвящен Венеции Бродского и тех, кого поэт прямо или косвенно упоминает в своих венецианских произведениях. Главное действующее лицо сборника – сам город, ставший "гением места" для всех, кто когда-либо писал или будет писать о Венеции. Войдя в стихи и прозу, этот персонаж диктует и форму произведений, и жанр, и композицию. В сборнике три части: эссе и стихи самого Бродского, венецианские и итальянские стихи поэтов, упоминаемых Бродским, и венецианские стихи памяти Бродского.

Избежать отражения как литературного приема, говоря о городе, на протяжении веков глядящемся в зеркало, буквально основанном на своем собственном отражении, не удавалось еще никому. "Город-зеркало", входя в художественный текст, возвращает пишущему лица тех, кто когда-либо смотрелся в его воды. Венеция Бродского выпадает из времени и пространства. Этот город находится нигде, и приезжающий туда принципиально анонимен. Эта анонимность лирического героя, помноженная на бесчисленные отражения, делает невозможными четкие жанровые характеристики. Произведения Бродского о Венеции – это и автопортрет в городе, и портрет города, и, в конечном счете, автопортрет города

В Венецию Бродского вплетена Венеция У.Сабы, Мандельштама, Ахматовой, Ходасевича, Пастернака. Их голоса звучат во второй части "Венецианских тетрадей" - "В облике многих вод". "Лучшая в мире лагуна с золотой голубятней" Бродского через полвека отразила ахматовскую "Золотую голубятню у воды", амальгама венецианских зеркал из "Набережной неисцелимых" – "голубое дряхлое стекло" Мандельштама, а путь, проделанный лирическим героем Бродского от вокзала до моста Риальто, когда-то уже проделал герой стихотворения Ходасевича "Нет ничего прекрасней и привольней". От венецианских произведений Бродского расходятся, как мосты через каналы, мостики литературных ассоциаций и параллелей, явных и скрытых цитат и самоцитат. Чаще все же скрытых: мутная амальгама венецианского стекла вуалирует и искажает отражения.

Парадоксальным образом каждый из представленных в сборнике авторов писал о своей Венеции и каждый – отражен в другом. Из венецианского пространства выплывают три стихотворения - Уолкотта, Лосева и Венцловы – памяти Бродского, объединенные в третьей части сборника, "Post Scriptum". И снова главный персонаж - Венеция. И на этот раз стихи отражают венецианские строки Бродского, отразившие лица и строки столь многих, писавших до него... Эффект бесконечного отражения в зеркалах, поставленных друг напротив друга. Город-зеркало вошел в текст, сделав его зеркальным. Вошел парадоксально, неявно, туманно - слишком уж многие в него смотрелись.

Венеция как главный персонаж "Венецианских тетрадей" обусловила форму и композицию не только каждой из тетрадей, но и целиком сборника. В книге звучат голоса на четырех языках – английском, русском, итальянском и литовском. Оригинал эссе и каждого из стихотворений находит свое отражение в переводе - мультиязычность, лишний раз напоминающая о принципиальной анонимности любого, кто приезжает в Венецию, о потере языка, продолжая, по Бродскому, о потере памяти и отчизны. О полном забвении.

Тетрадей, собственно, не три, а четыре. Четвертая, не указанная в оглавлении, - иллюстрации составителя сборника Е.Марголис. Размытые, туманные, сумеречные, как бы незавершенные силуэты зданий растворяются в венецианском тумане. Изображение – освобожденная от слов форма запоминания, без которой навряд ли возможно помыслить город, растворенный и отраженный сам в себе, город, который Бродский назвал "возлюбленной глаза".